По кромке двух океанов - Страница 14

Сооружение порта в Индиге сразу бы решило эту транспортную проблему, облегчило бы экспорт лесоматериалов, газа, нефти и других материалов, пользующихся устойчивым спросом на международном рынке.

— Морские суда, идущие зимой в Индигу из портов Атлантического океана, — рассказывал мне Норман, — будут сначала проходить по чистой воде или по разреженным льдам. Сплошной лед покажется только в пределах берегового припая.

Естественно, что порт оправдает себя лишь в том случае, если к нему будут подведены удобные транспортные пути. Для этого Норман предлагает построить в Индиге железную дорогу и трубопроводы. Железная дорога прежде всего должна соединить новый порт с Соликамском. Но с действующей железнодорожной сетью она встретится гораздо раньше, где-то посредине пути, на линии Котлас — Воркута. В дальнейшем можно было бы продолжить дорогу до Сургута и далее через Нижневартовск до Маклакова на Енисее, уже связанного железной дорогой с Ачинском.

Я слушал рассказ Эдуарда Артуровича и зримо представлял себе эти далекие места, в которых не раз довелось побывать с геологами еще в то время, когда кругом была пустота и зверь встречался чаще человека. Сейчас Надым, Нижневартовск, Сургут — большие современные города с многотысячным населением.

Да, удивительно смелый, интересный, сулящий немалые выгоды проект! Вот и ожил в моем воображении крошечный кружочек на карте — Индига, мимо которой, как утверждает наш штурман Алексей Анатольевич Королев, мы как раз и проходим в эти минуты. Я смотрю на юг, но, кроме воды и льдин, не вижу ничего.

Уже поздний вечер. Вода в океане кажется маслянистой и почему-то двухцветной — где синей, где желтой, вперемежку. Над горизонтом висит огромный, хорошо надраенный солнечный пятак, и его отражение в воде напоминает лужицу расплавленного металла. Небо высоко, чисто, прозрачно, и краски ого меняются от багровой у горизонта и до голубовато-зеленоватой в зените.

— Идите спать. Утром будем в Нарьян-Маре, — говорит первый помощник капитана Игорь Алексеевич Богданов. — А ведь хорошо, правда? — он показывает взглядом на закатное небо. — Только в Арктике такое и увидишь.

Спать что-то не хочется. В каюте слегка попахивает лекарствами. Отдергиваю занавесочку на иллюминаторе. Пароход немного покачивает, и в такт с ним движется вверх-вниз четкая линия, отделяющая воду от неба. Тихонько мурлычет радио, оно не выключается: вдруг что-нибудь случится и потребуется объявить аврал или тревогу…

Я так и не заметил, когда мы повернули к югу — в Печорскую губу, когда вошли в Печору. Пейзаж резко изменился: по обеим сторонам тянутся низкие берега — на востоке Большеземельской, на западе Малоземельской тундры. Между ними несет свои воды к океану могучая Печора. Мелкие кустики ерника да ивняка среди мохнатого болота…

Ледоход закончился, наверное, не так давно, на берегах еще громоздятся льдины, выброшенные паводком бревна от разбитых плотов. Навстречу плывут островки битого льда. Их еще немало.

Мы осторожно идем по одному из двадцати протоков Печоры, той самой Печоры, которую собираются повернуть вспять, чтобы она напоила мелеющий Каспий.

Долог путь судна по дельте в эту раннюю паводковую пору. Наконец впереди показываются контуры города, вытянутого вдоль реки. Это и есть центр Ненецкого национального округа Нарьян-Мар, «городок не велик и не мал», как поется в популярной песенке.

Мы долго и трудно швартуемся, теплоход как бы умащивается у стенки, принимая наиболее удобное положение. Нашим соседом оказывается «турист», привезший любителей северной экзотики. Они пойдут сперва к Диксону, а затем по Енисею до Игарки.

Построить где-либо в дельте Печоры порт пытались еще в середине прошлого века. Архангелогородец А. Деньгин, человек, по всей видимости, предприимчивый, долго обивал пороги губернских учреждений, носясь со своим проектом. Затея, однако, показалась властям абсурдной. «Печора двести семьдесят дней в году скована льдом, а вы хотите там сооружать порт!»

Величественно и широко разлилась Печора. Залита водой дорога, связывающая аэропорт с городом. Вовсю работают лодочные переправы. Вода подошла к лесной бирже, многие дома тоже стоят как бы на островах. Видны верхушки затопленных заборов.

По тундре гуляет пронзительный ветер, поднимается метель, и мокрый снег слепит глаза… Конец июня. Ветры здесь вообще с норовом: дуют с той стороны, где холоднее: зимой с суши, летом — с моря.

…Наш теплоход простоит здесь день-другой, и, пока есть время, я отправляюсь в город.

С давних пор это место прозвали Белощельем, должно быть, за обильные россыпи светлого песка. Никто тут не жил оседло, лишь в путину ставили свои чумы ненцы, чтобы половить семгу. Первое «деревянное стойбище» здесь поставили в 1929 году, а через шесть лет заметно подросший поселок преобразовали в город Нарьян-Мар, что в переводе означает «красный город». «…В сравнительно короткий промежуток времени, — писала об этих днях окружная газета «Нарьяна Вындер», — выросли десятки домов, и наметился контур большого заполярного города».

С причала я схожу на деревянные мостки, зигзагами уходящие вдаль. При каждом шаге из щелей между досками предательски бьют вверх фонтанчики ледяной ржавой воды. Стоят деревянные домики, очевидно доживающие свой век. С лесозавода доносится запах свежих стружек, опилок. Пахнет дымом: в домах топят печи.

Это окраина Нарьян-Мара. Вскоре начинается его центральная часть — широкая и красивая улица, мощенная бетонными плитами. Неправдоподобно зеленая травка обрамляет деревянные тротуары. Очень интересны некоторые дома — с балконами, мансардами, башенками наподобие ненецкого чума. Все это любовно выпилено, вырублено, выстругано из дерева, а потом раскрашено в яркие цвета. Не слишком много прохожих, не слишком много машин, и во всем облике Нарьян-Мара чувствуется домашний уют, обжитая неторопливость.