С лесенки сходит бортмеханик и, наклонясь, кричит мне на ухо:
— Передали, что на Хатангу завтра в двадцать два по московскому времени!
Я сначала не понимаю, в чем дело, но потом догадываюсь: это сообщил по рации Игорь Иванович, которого я вчера просил уточнить, когда идет на восток рейсовый самолет.
Последний перед новой дорогой день я отдаю Талнаху. Самолет в Хатангу летит в двадцать два по московскому времени, значит, по местному времени в два ночи следующих суток. Время у меня есть, и я использую старый способ: доезжаю до шоссе на Талнах автобусом, выхожу и поднимаю руку.
Останавливается первая же свободная машина — грузовая, порожняя «Колхида».
— Если в Талнах, садитесь! — кричит шофер.
Разговор в машине, естественно, заходит о Талнахе, этом юном спутнике Норильска, его спасителе, если на то пошло…
…Начиная с первых военных лет Норильск развивался очень быстро. Стремительно росло его молодое население, строились новые заводы, вступали в строй новые шахты и карьеры. Город хорошел.
И вот все это созданное с такими гигантскими усилиями — эти великолепные площади, улицы, театры, уникальные предприятия, Теплое озеро, техникумы, плавательный бассейн, стадионы, Индустриальный институт, теплицы, телецентр с «Орбитой», — все это оказалось под угрозой забвения. Причина была одна — истощение запасов норильских руд. Их вычерпали почти всюду, где представлялось возможным. Комбинат работал на остатках, «на хвостах». Еще недавно бурная его жизнь угасала.
В техническом архиве Красноярского совнархоза хранятся документы, относящиеся к тому трудному для Норильска времени.
В 1959 году: «Норильский комбинат… работает нерентабельно».
На следующий год: «Проведенные расчеты неопровержимо доказывают: дальнейшая разработка старых норильских рудников, все более истощающихся, экономически нецелесообразна…»
Тогда же: «В связи с тем, что увеличение выпуска цветных металлов из руд месторождения «Норильск-1» связано с непропорционально высокими затратами на капитальные вложения, разрабатывается решение о замораживании производства на прежнем уровне, что, как известно, является первой стадией консервации всего производства. Положение усугубляется тем, что комбинат — единственное предприятие Норильска, и тем самым на повестку дня ставится вопрос о дальнейшем существовании всего города…»
И здесь случилось то, что должно было случиться хотя бы во имя справедливости по отношению к городу на шестьдесят девятой параллели. Он не заслужил участи Мангазеи и остался жить. Произошло это по вполне материальной и веской причине. 8 июня 1960 года вблизи города, у подножия горы Отдельной, молодые геологи Норильской экспедиции нашли полиметаллическую руду. Рассказывают, что тот из них, кто первый поднял с земли рудоносный валун, закричал от радости.
Потом начались сомнения. Скептики твердили, что район находки давно обследован и оценен специалистами как бесперспективный. Оптимисты настояли на повторном исследовании, которое поручили геологической партии Г. Д. Маслова. Разведка оправдала прогноз оптимистов. Осталось подсчитать запасы и утвердить их Государственной комиссией при Совете Министров СССР, без чего нельзя начать эксплуатацию нового месторождения. Обычно на это уходит немало лет, а ждать, медлить было невозможно. И тут произошло нечто не имевшее ранее места в практике. Тогдашний директор Норильского комбината, ныне секретарь Центрального Комитета КПСС Владимир Иванович Долгих, при обсуждении вопроса в достаточно высоких инстанциях доказал, что надо рисковать. Было решено начать освоение Талнаха.
В сентябре 1962 года (за четырнадцать лет до утверждения запасов!) он издал приказ:
«Для безусловного выполнения мероприятий по форсированному освоению Талнахского месторождения приказываю… развернуть работы по строительству жилого поселка… Организовать строительство дороги Норильск — Талнах… Забросить до ледостава на правый берег реки Норилки, на базу «Северная», не менее 1000 кубометров деталей деревянных домов…
Организовать в сентябре — октябре заброску грузов вертолетами из Норильска на посадочную площадку «Талнах» не менее чем по 20 тонн в сутки… Закупить и выдать управлению строительства Талнахрудшахтстрой 200 штук спальных мешков и 400 штук односпальных кроватей…»
В тот же год в нашей стране появилась еще одна Всесоюзная ударная комсомольская стройка — Талках. И пошло! В карте 1966 года с нового рудника «Маяк» отправился первый состав с талнахской рудой па медеплавильный и никелевый заводы. Затем вступил в строй второй рудник — «Комсомольский». Вырос поселок. К нему провели железную и шоссейную дорогу, по которой я и еду в молодой спутник Норильска.
Машина идет легко, быстро. По обеим сторонам шоссе то тут, то там видны запотевшие зеркала маленьких тундровых озер и растет редкий лиственничный лесок. Среди чахлых деревьев нет-нет да и попадается высокое, стройное, даже могучее. Просто непонятно, кок оно смогло вымахать таким.
А вот в Норильске деревьев нет, овсы да ячмени на газонах — вся зелень. Увы, виноваты люди. Лиственничный лес рос и на том месте, где стоит Норильск. Но когда город строили, деревья вырубили подчистую. Вскоре, однако, спохватились и попробовали возместить урон: пересаживали из лесотундры взрослые деревья, но они отказались расти, протестуя против дыма, который выбрасывали заводские трубы.
— Сейчас куда меньше дымят, многие на газ перешли, — охотно поддерживает разговор водитель «Колхиды». — Да и трубу на четыреста двадцать метров строят — для отвода агрессивных газов. В газетах писали, что наша труба самая высокая в мире будет. Не читали?